Мечты о прошлом:
Третий рейх и Польша
против СССР

Владислав Гулевич

Заявление посла России в Польше Сергея Андреева о частичной ответственности Варшавы за катастрофу Второй мировой войны вызвало гневную реакцию польского МИД, где посчитали, что слова российского посла «несправедливы и не соответствуют действительности». На самом же деле эти слова – вполне точное отражение исторической действительности.

Можно ли себе представить, чтобы в России популяризировались взгляды человека, который после прихода Гитлера к власти призывал к союзу с нацистской Германией? Можно ли представить, чтобы российские историки сокрушались о геополитическом «промахе» Советского Союза, который, вместо того чтобы вместе с Гитлером покорять Европу, выступил против нацизма?

В Польше возможно и то, и другое. Там, например, популяризируются труды Владислава Гизберт-Студницкого и Адольфа Бохенского, известных польских авторов межвоенной поры, приветствовавших возможный союз Варшавы и гитлеровской Германии. 

Особенно пронзительным германофильством отличался Гизберт-Студницкий. В 1934 году, то есть через год после захвата нацистами власти, когда по всей Германии шли аресты и расстрелы, он изложил в книге «Политическая система Европы и Польша» свои взгляды на образование польско-германского союза для совместного контроля над Европой: «Польша и Германия, - писал Гизберт-Студницкий, - могут стать основой огромного центрально-европейского блока, в который войдут Австрия, Венгрия, Чехия, Румыния, Болгария, Югославия, Греция, Турция и прибалтийские страны…Не случайно Гитлер, чьим главным заданием было освобождение Германии из-под власти Франции… начал сближение с Польшей». 

Традиционную для Польши ориентацию на Париж Гизберт-Студницкий считал губительной, потому что это в его глазах было равнозначно окружению рейха Францией и Советским Союзом. Вместо этого он предлагал максимально облегчить Берлину доступ в Восточную Пруссию через территорию Польши (транспортный коридор Берлин – Варшава – Кёнигсберг). При Гитлере Пруссия превратилась в синоним германского милитаризма, но в существовании этого гнезда международного разбоя у польских границ Гизберт-Студницкий видел только плюсы. Импонировали ему и антисемитские теории нацистов. 

Даже когда Германия оккупировала Польшу, Гизберт-Студницкий не переставал вещать о необходимости совместного похода против СССР. Последняя записка к Гиммлеру на эту тему была написана им 12 марта 1945 года. 

В 1948 г. Гизберт-Студницкий собирался выступить как свидетель защиты на суде над фельдмаршалом Эрихом фон Манштейном. После войны написал книгу воспоминаний «Почему я не стал польским Квислингом?» (Видкун Квислинг – норвежский коллаборационист, расстрелянный по приговору суда в 1945 г.). В немецком переводе книга вышла в свет в 1951 году с подзаголовком «Борьба за польско-германское сближение» и под другим названием – «Неверные дороги Польши». На переименовании настоял издатель Мечислав Грыдзевский: он не хотел шокировать читателя откровениями несостоявшегося польского Квислинга. 

Адольф Бохенский тоже размышлял над союзом Варшавы и Берлина. В его понимании Третий рейх был тараном, опираясь на который Польша могла бы добиться изменения границ в Центрально-Восточной Европе, в том числе за счёт военного разгрома и расчленения СССР. Действия Гитлера он оценивал как оборонительные, предпринимаемые с целью обеспечения безопасности у восточных границ рейха. Бохенский, к слову сказать, не исключал возможность появления польско-германско-галицийского союза с последующим наступлением войск этого альянса на Киев и Москву. В интересах осуществления этого плана онпризвал к диалогу Польши с украинскими националистами при содействии гитлеровцев. 

В 1951 г. на произведения Гизберт-Студницкого был наложен цензурный запрет, а его книги изымались из библиотек. Труды А. Бохенского тоже не переиздавались. Зато в современной («посткоммунистической») Польше идеи Гизберт-Студницкого и Бохенского заново осмысляются как образец «альтернативной» польской геополитической мысли межвоенного периода. 

И у этих идей есть свои почитатели в среде польского образованного класса. В 2012 г. профессор Варшавского университета Павел Вечоркевичсокрушался о том, что Польша не пошла на союз с Гитлером: «Если в декабре 1941 под Москвой немцам не хватило 4-5 дивизий, и 100-200 танков, то подготовленное войско Польское могло дать 60 таких дивизий и тысячу-полторы танков. Это был фактор, который бы разрешил вопрос войны на востоке». 

Тот же Вечоркевич считает, что Польша как союзник Гитлера получила бы возможность управлять Украиной, Белоруссией и частью России. Однако Юзеф Бек, который был в 1939 году министром иностранных дел Польши, проигнорировал, дескать, заветы Пилсудского, учившего польских политиков: для своего выживания Польша не должна ввязываться в войну первой и не должна воевать на своей территории. В союзе с нацистами, убеждён профессор Вечоркевич, Польша воевала бы далеко на востоке, вступив в войну вторым номером после Германии. 

В 2012 г. вышла из печати книга молодого польского историка Петра Зыховича «Пакт Риббентроп – Бек. Как поляки вместе с Третьим рейхом могли бы победить Советский Союз». Пока западные историки и политики не жалеют чёрных красок, осуждая Советский Союз за подписание с Германией в 1939 г. договора о ненападении, Зыхович предлагает задуматься над нереализованной возможностью пакта Риббентроп – Бек. По его мысли Варшава должна была отдать Гданьск немцам, согласиться на прокладку автомагистрали из Германии через польское Поморье до Восточной Пруссии и отправить 40 своих дивизий в помощь гитлеровцам на Восточный фронт. Это, говорит Зыхович, привело бы к разгрому Красной армии, уберегло бы Польшу от шестидесятилетней советской «оккупации» и позволило бы возродить Речь Посполитую в границах XVIII века (Зыхович уверен, что Украину, Белоруссию и Литву фюрер подарил бы полякам).

Мало сказать, что Польша несёт часть ответственности за развязывание Второй мировой войны. Общественный климат в Польше настолько отравлен мечтами о несбывшемся, что тема «упущенного» союза II Речи Посполитой с гитлеровским Третьим рейхом периодически всплывает в стране в качестве темы общественной и научной дискуссии. Хорошо ли понимают поляки, к чему это может привести