Один из уроков гражданской войны

На тему Гражданской войны в России написаны книги и сняты фильмы, но вся та политическая и военная ситуация, превратившая на несколько лет огромную страну в арену кровавых классовых битв, в наше время выглядит как-то сглажено, упрощённо.

Зачастую обсуждение Гражданской сводится к каким-то отдельным эпизодам: кто и когда наступал и кто кого расстреливал. Всё это, без сомнения, важно, поскольку речь идёт о нашей истории. Но вот о корнях того непримиримого конфликта если и говорят сейчас, то очень много врут. Существует полуофициальная точка зрения, утверждающая, что в  зарождении войны виноваты все противоборствующие стороны, но больше, всё-таки красные.  Кто-то называет ту войну «братоубийственной». Смысл в этом выражении примерно такой: надо было не убивать друг друга, а по-родственному дружить, братья всегда должны быть заодно, а не слушать всяких проходимцев, вносящих раздор в семью. Само по себе такое рассуждение уже является принятием одной из сторон Гражданской войны – той стороны, которая задолго до 1917 года утверждала, что отечество есть общий дом.

В неприятии гражданской войны и в принятии стороны белых (которые были разнородны) зачастую мало различий. Наибольшее возмущение у ревнителей единства отечества вызывает тот факт, что в течение нескольких месяцев, начиная с Февральской революции, трудящиеся классы смогли организоваться в политический и военный лагерь, сумевший сначала захватить государственную власть, то есть стать субъектом исторических масштабов, а затем и победивший в  напряжённой и растянутой на годы битве.

Городским наёмным рабочим и сельским мужикам не положено, с точки зрения ревнителей частной собственности, самостоятельно превращаться в субъект истории. Разного рода конспирологические теории прихода к власти большевиков – истории про германские деньги и еврейские заговоры – созданы как отказ верить в реальность. В то, что трудящиеся смогли сделать сами.

В условиях капитализма буржуазия субъектна, она владеет не только властью, но и тысячами рычагов для осуществления своего господства: владеет средствами производства, инструментами массовой пропаганды, производит мифы, позволяющие насаждать буржуазное мировоззрение в головах своих классовых врагов.

Пролетариат же с момента своего зарождения всегда был лишён субъектности, он лишь иногда мог просыпаться на некоторое время. Например, в 1905 году прозрение наступило после 9 января, Кровавого воскресенья. Как только черты субъектности проявлялись среди трудящихся, эксплуататорские режимы сразу же начинали трещать по швам.

А в 1917 году произошло нечто большее. Российский пролетариат во весь голос заявил о себе как о господствующем классе, призванном вообще разрушить классовое деление общества.

Гражданская война началась в тот момент, когда теряющие свою субъектность помещики и капиталисты и поддерживающие их слои отказались терпеть пролетариат как субъект. Быдло должно делать то, что ему разрешают, а не то, что приведёт его к строительству нового мира.

Так почему же трудящиеся классы, обычно легко сокрушаемые полицейско-армейскими силами буржуазного государства, вдруг сами сумели организоваться так, что создали своё особое государство и в итоге победили в гражданской войне

Изучая одну лишь российскую современность, этого не понять. Сегодняшний рабочий класс очень неохотно втягивается в организованную классовую борьбу. Вот что пишет газета «Трудовая Россия»:

«Как подсчитали социологи, даже в непростой период 1992-1999 гг. в забастовки было вовлечено только 1-2% рабочей силы. Пик забастовочной активности пришёлся на 1995 год. Тем не менее, даже тогда число рабочих часов, потерянных из-за забастовок (в пересчёте на каждого трудящегося), оказалось в несколько раз ниже, чем в странах Западной Европы. «В 1990-е годы, за десять лет, забастовки прошли на 61,65 тыс. предприятий. Общая сумма участников — 4,4 миллиона человек. Нельзя не признать — ни одна из этих цифр не свидетельствует о широком размахе стачечной борьбы», — говорит обозреватель «Правды» В. Трушков.

После 2000 г. то, что называют «борьбой трудящихся», по сути, сошло на нет. Государство ведёт скрупулёзный подсчёт: в 2000 г. в забастовках участвовали 31 тыс. рабочих, это был отголосок бурных девяностых, помноженный на последствия кризиса 1998 года. В 2008 г., когда ударил второй кризис, в забастовках участвовали только 1,8 тыс. рабочих. Активность упала в 17 раз! Отчасти это результат политики построения всеобщей вертикали, но больше — следствие подъёма благосостояния в первом десятилетии XXI века.

Правда, в 2011 г., как показалось, наступил неожиданный перелом. Рабочие устроили 53 забастовки, 23 раза останавливали конвейеры. Но, судя по статистике, теперь опять тишь да гладь. По данным Росстата, в России в последние три года происходит по 8-12 забастовок в год, в них участвуют от силы 1-2 тыс. человек. Былой запал потеряли даже шахтёры. «Ещё в середине 1990-х годов провели масштабное исследование в одном из кузбасских рабочих коллективов. Оно показало: повседневная жизнь горняков постепенно пришла к всеобщему отчуждению. Рабочие переключились на стратегию индивидуального выживания. Следствием стал спад рабочей активности», — рассказывает профессор Института труда и социальных отношений Николай Марков».

Буржуазные иллюзии торжествуют среди рабочих. Господствующий класс, как говорили классики, господствует и идеологически. Вера в возможность разбогатеть, ожидание «эпохи стабильности», надежда «когда-нибудь заняться своим делом», странная уверенность в том, что смена места работы снимет все негативы прежней точки трудоустройства – это лишь некоторые современные фантомы. А ещё особого рода патриотизм, совершенно не дающий возможности рассуждать классовыми категориями. Любой работяга, выступающий за Путина, уже построил себе барьер от понимания подлинной сути происходящего. Ведь если ты за Путина и хозяева предприятий за Путина – значит, ты не можешь быть против хозяев.

Однако, отвлекаясь от современности, и в России конца девятнадцатого века, в годы, предшествовавшие революциям и Гражданской войне, трудящиеся классы (рабочие и крестьяне) также были подвержены сильному духовному влиянию со стороны господствующих классов.

В среде рабочих, вчерашних крестьян, была популярна религия. Священный синод был государственным учреждением, а каждый поп являлся по сути особого рода чиновником. Через церкви, молитвы, исповеди и проповеди в массе городских трудящихся действовали церковники, яростные враги рабочего движения. О сельских работягах и говорить нечего – религиозные иллюзии ещё долго были популярны в деревне даже после утверждения Советской власти.

Многие рабочие уповали на буржуазный парламентаризм, кто-то продолжал верить в доброго царя. Эта иллюзия дорого стоила жителям Петербурга, вышедшим с прошением к царю Николаю 9 января 1905 года.

Однако, иллюзии иллюзиями, а особенность времени была такой, что даже ещё до Первой русской революции рабочие активно применяли организованные методы сопротивления. Стачки и массовые акции неповиновения были вполне типичными формами классовой борьбы того времени. Количество и массовость подобного рода акций существенно превышают сегодняшние масштабы.

Ежегодно в стране бастовало от 85 тыс. (1901) до 270 тыс. (1903) рабочих. И хотя большинство стачек имело экономический характер, все же процент политических выступлений пролетариата вырос с 8,4 % в 1898 г. до 53 % в 1903 г. Кроме традиционной формы классовой борьбы (забастовки, стачки) рабочие начали применять и новые формы — демонстрации. Иногда экономические стачки сочетались с политическими демонстрациями, что придавало рабочему движению еще большее общественно-политическое значение. Наиболее крупные события в рабочем движении этого времени — празднование 1 Мая в Харькове (1900), когда рабочие впервые выдвинули лозунг «Долой самодержавие!», первомайские демонстрации в Баку, Вильно и в других городах, столкновение рабочих Обуховского завода в Петербурге с полицией и войсками 7 мая 1901 г., получившее название «Обуховская оборона». В ноябре 1902 г. экономическая стачка в Ростове-на-Дону переросла в широкое политическое движение более 30 тыс. рабочих. Все эти выступления прошли под руководством социал-демократов. В стачках и демонстрациях участвовал интернациональный пролетариат разных отраслей промышленности. Росли организованность, сплоченность и солидарность рабочего класса, становившегося более восприимчивым к пропаганде социал-демократов.

Высшего накала борьба рабочих в начале XX в. достигла в 1903 г. во время всеобщей стачки рабочих юга России. Бастовало около 225 тыс. рабочих Баку, Батуми, Одессы, Киева, Николаева, Керчи, Тифлиса и других городов. К рабочим присоединились торговые служащие, телефонисты, печатники. Экономические требования сочетались с политическими: повышение заработной платы, улучшение условий труда, 8-часовой рабочий день, свобода стачек, собраний, слова, печати, ликвидация самодержавия и установление демократической республики. С помощью войск правительство подавило стачку. Требования рабочих не были удовлетворены. Однако всеобщая стачка 1903 г. имела большое значение — это была первая в истории международного рабочего движения массовая политическая стачка. Движение рабочих в 1903 г. показывало, что Россия стоит «накануне баррикад» (см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 9. С. 251).

В 1904 г. стачки и демонстрации продолжались в разных районах страны. Наиболее крупной из них явилась 18-дневная всеобщая стачка рабочих Баку (декабрь 1904 г.). В ней участвовало до 50 тыс. человек. Руководил стачкой Бакинский комитет РСДРП. Рабочие требовали созыва Учредительного собрания, улучшения своего положения, 8-часового рабочего дня, прекращения русско-японской войны. Бакинскую стачку поддержали рабочие Петербурга, Москвы, Самары и других городов, готовилась всеобщая стачка. Размах движения, солидарность и сплоченность рабочих напугали правительство. Стачка в Баку закончилась победой рабочих: впервые в истории рабочего движения в России был заключен коллективный договор между рабочими и предпринимателями. В нем продолжительность рабочего дня устанавливалась в 9 часов, а в предпраздничные дни — 8 часов.

Понятно, что дореволюционные рабочие не учились политическим премудростям в университетах и действовали в соответствии со своими насущными интересами. Но ведь при этом, как уже отмечалось, те же самые рабочие в различной степени были подвержены буржуазным (и даже феодальным) иллюзиям того времени.

Активная, массовая, организованная классовая борьба пролетариата и организованная борьба крестьян с помещиками изменяли сознание трудящихся классов. Иллюзий становилось меньше, классовой сознательности больше. А во время революции 1905 года многие иллюзии растворились совсем. Ситуация складывалась так, что если рабочий из промышленного центра когда-то верил в доброго царя-батюшку и в то, что капиталист желает тем, кого нанял только хорошего, то после Кровавого воскресенья и баррикадных боёв на Красной Пресне сознание человека требовало других, классовых ориентиров. Крестьянин, натерпевшийся от помещиков, брался за вилы и огонь, но после по нему стреляли из пушек. Про доброго царя уже вспоминали мало. И это было уже повсеместной чертой того времени.

Период между революцией 1905 года и мировой войной был также насыщенным на классовые столкновения, причём, некоторые из выступлений рабочих можно назвать уже первыми горячими всполохами будущей гражданской войны. Масштабы классовых боёв того времени поражают.

В работе «Стачки металлистов в 1912 году», основанной на данных отчёта общества заводчиков и фабрикантов московского промышленного района, В.И. Ленин писал:

Все число бастовавших рабочих в России определяется обществом московских фабрикантов в 96 750 в 1911 году и в 211 595 в 1912 году. Эти цифры относятся только к экономическим стачкам. Политических стачечников общество считает 850 тысяч в 1912 году, 8 тысяч в 1911 году и 4 тысячи в 1910 году.

Заметим, что 6000 ленских стачечников общество московских тузов не считает вовсе, «для удобства сравнения с официальными сведениями», не охватывающими заведений, которые не подлежат надзору фабричной инспекции…

Начавшаяся Первая мировая война ещё более усилила классовый раскол. Многие трудящиеся за годы мировой бойни открыли глаза на мироустройство – за что воюем?

В итоге, в 1917 году российский пролетариат и крестьяне были уже «не лыком шиты». Втюхать им идею о классовом мире и сотрудничестве было не просто. И связано это с тем, что у трудящихся была уже пройдена предварительная школа классовой борьбы. Сотни тысяч рабочих уже имели опыт стачек, этой формы организованной борьбы, когда наёмные работники плечом к плечу выступают против своих угнетателей. Крестьяне тоже насмотрелись и натерпелись, подошли к точке кипения.

Когда грянула Гражданская война, Советская власть смогла в полной мере распорядиться накопленным рабочими и крестьянами опытом. Люди, составившие сотни дивизий Красной армии, уже знали, за кого и против кого они будут биться. Такой ясности сознания не могло быть без предварительного многолетнего этапа классовой борьбы.

Но и наоборот. Примером того, как рабочие, идеологически и материально подкупленные буржуазией, могут изменять своему классу и постепенно перемещаться в лагерь лютых врагов трудящихся, может послужить история Ижевско-Воткинского восстания, произошедшего в 1918 году. Этот эпизод Гражданской войны хорошо иллюстрирует опасность неизжитых иллюзий.

Итак, трудящиеся, прошедшие предварительную школу борьбы, обладают достаточным опытом и способны организовать ядро для того, чтобы стать полноценным субъектом-классом. А вхождение в революционный кризис трудящихся, не имеющих опыта и не изживших буржуазных иллюзий, таит в себе опасность массового обмана и подкупа классовыми врагами.

Даже коммунистическая партия сама не может воевать, она, лишь авангард класса, небольшой передовой отряд, призванный не самостоятельно вести классовую борьбу против эксплуататорских классов, а объединять трудящиеся классы вокруг себя. Но партия может за собой повести только таких людей, которые уже подошли к определённой границе обретения революционного сознания. Этот процесс «подхода», в котором партия тоже принимает активное участие (проходит своё становление), дело широких масс. Без школы классовой борьбы, в которой учатся широкие массы, гражданская война всё равно случится, но трудящиеся, не избавившиеся от иллюзий и не готовые создавать революционную партию и доверять ей, будут разбиты, так как не будут понимать, за что они бьются. Невозможно объяснить рабочему, мечтающему стать миллионером и жить как «нормальные люди» из сытых городских районов, что создавать фабричный комитет и активно работать в нём, даже подвергаясь репрессиям со стороны администрации предприятия – не идиотизм, а единственно верная концепция выживания как для самого этого рабочего, так и его потомков. А уж тем более мечтатель о богатой жизни будет сопротивляться необходимости брать в руки оружие, вступать в Красную гвардию, терпеть лишения и совсем не захочет погибать за рабочее дело. Возможно, он сам станет стрелять в рабочих.

Вывод о необходимости накопления опыта классовой борьбы показывает, насколько уязвим рабочий класс в России нынешней. Современная российская буржуазия постоянно предпринимает наступления на права трудящихся. Не встречая организованного сопротивления, эксплуататоры, разбогатевшие на руинах СССР, раз за разом добиваются желанных результатов: приватизация народного достояния, принятие антирабочего «Трудового кодекса» в 2001 году, отмена льгот пенсионерам в 2005, превращение медицины в фактически платную, развал советского образования.

В холодной форме гражданская война идёт всегда в любом, даже самом благообразном буржуазном государстве. Во всех Германиях-Франциях полиция не церемонится с массовыми акциями протеста. Волны уличных боёв то возникают, то исчезают, как их и не было. И всегда заранее известно, что произойдёт в результате очередного раунда  этих столкновений – не создавшие организационный центр, не дошедшие до определённых границ  классового сознания массы будут рассеяны малым числом лучше организованных и тренированных полицейских. Получается, что даже уличные акции сами по себе не дают нужного эффекта – роста сознательности. Капиталисты больше боятся стачек, чем бунта несознательных толп на площадях. И не только потому, что стачки напрямую бьют собственников по карману. Организовавшиеся для классового выступления на отдельном предприятии рабочие смогут создать и нечто большее, очень опасное для не только одного собственника, но и для всего капитализма. Когда-то подобным образом зародились рабочие Советы.

А вот несознательные уличные толпы  могут не только бесплодно бунтовать. Там, где предварительная школа классовой борьбы была пропущена, у руля толпы может встать враждебный организационный центр, как это произошло недавно на Украине.

Деятельность любого современного буржуазного государства нацелена на то, чтобы рабочие не смогли встать на путь накопления опыта. Машина классового господства угнетателей устроена однонаправленно  – всё, что угодно, только не становление классового сознания рабочих.

Сейчас же пролетариату как бы не дают сосредоточиться – создано очень много отдушин, которые потихоньку стравливают пар. В итоге до революционного сознания доходят единицы, бессильно взирающие на отвлечённый от классовой борьбы пролетариат. Методы буржуазии хорошо исследованы в марксистской современной литературе.

Следовательно, главная задача коммунистов и всех тех, кто считает себя левым – не подменять собою весь пролетариат и не спать на печи 33 года в ожидании революционного подъёма. Необходимо способствовать тому, чтобы те слабые организованные силы рабочего класса, которые периодически появляются в промышленных центрах, смогли так построить свою деятельность, чтобы опыт накапливался. Рабочий, ни разу не участвовавший в стачках и рабочий, участвовавший один раз – это совершенно разные по уровню сознания люди. А если забастовочный шаг смог привести к какой-то локальной победе – мы имеем здесь уже зерно, годное к прорастанию. Митинг отдельных индивидов с красными флагами, жителей города из разных районов – это обычное для нашего времени явление. Такой митинг слаб, в нём мало развития. Это агитация самих агитаторов. Митинг рабочих одного или нескольких трудовых коллективов, прошедших вместе опыт сопротивления давлению со стороны капиталистов и сумевших организованно дать отпор – это шаг к становлению класса.

Гражданская война в России дала немало уроков. Но тот урок, который говорит о роли предваряющей революцию школы классовой борьбы, наверное, один из самых важных.